Сверхзвуковая скорость – это такое состояние,

 когда пришел на вокзал за час до паровоза, а поезд уже ушел.

МОКРОУЗ

 Тяжелый понедельник в армии усугубляется тем, что неизбежен.

Строевой смотр состоялся даже тогда, когда Шарик, рискуя  карьерой, не выходил из будки.

По команде «Смирно» полк замер, с интересом рассматривая своего

любимого командира.

Разведя руки, ладонями к строю он, молча фиксировал данный момент истории.  Рядом  с  ним,  как и  каждый  понедельник,  сидел полковой пес «Шарик». Его отсутствие было плохой приметой.

Пройдя воину, полковник Попов был настолько близок к народу,    что сам не мог понять, откуда сегодня взялся понедельник.

Введя взглядом, строй он как бы выражал общее недоумение.

Однако внутренний голос тут же превратил его в сурового начальника. В его глазах появился огонь, и он в мгновение ока заглянул каждому в глаза.

«А сейчас я выведу из строя тех, кто имел контакт с жидкостью № 1 и еще кое за что».

Слова полковника о предстоящем кастинге, дошли до сердца каждого.

Даже офицерский дар выглядеть в понедельник трезвым и разумным не мог скрыть волнение.

Здоровая часть полка замерла, остальные не понимая, за что еще могут вывести засуетились. Даже замполиты пытались вспомнить всю свою жизнь, а особенно последние 24 часа.

Летчик Мокроуз даже не дернулся.

Его сверкающие туфли, стрелки на брюках, заглушающий все дорогой одеколон поверг в смущение даже офицера, изображенного на фанерном щите. Или он забыл, что сегодня понедельник или обладал даром реинкорнации.

У меня тоже были начищенные еще с субботы ботинки, тщательно отглаженный мундир в некоторых местах. И от меня исходил густой запах лаврушки, объеденной с ближайших кустов.

И только странный взгляд на жизнь, говорил даже о том, чего я не делал. Глаза окуня в период нереста могли отдыхать.

Однако утром выходя из офицерского общежития, я оторвал листок календаря с красным паровозом. Оказывается, вчера был день железнодорожника.

А ведь мой дед был машинистом бронепоезда.

Его сильно уважали и белые и красные, так как бронепоезд часто переходил из рук в руки. В голове стучало алиби: «Если увязать деда, паровоз и тяжелое положение негров в Африке, то полковник бы прослезился».

Обрисовав нашу жизнь на предстоящую неделю с точностью, о которой Нострадамус мог только мечтать, полковник закончил построение. Все обошлось без потерь.

Начальник штаба Кучинский с тревогой осматривал свой объеденный зеленый забор лаврушки остальные первый раз вздохнув с сожалением думали о клятве: «Если не выведет из строя, то брошу пить, курить и даже смотреть на соседку».

Будучи штурманом, я имел допуск полетов на спарке ЯК 28 в качестве второго пилота. Это позволяло перегонять их на большие расстояния. Иногда я выполнял облеты, но об этом не знал даже мой родной летчик Кузьминский.

Однажды мне предстояло выполнить полет на обжатие (полет на сверхзвуковой скорости).

В дальнем углу аэродрома, на испытательной площадке стоял серебристый с красным звездами самолет.

Созданный в расцвет Советской власти на небывалом энтузиазме рабочих и ученых самолет был неописуемо изящным.

По слухам, его красота поразила Нину Петровну Хрущеву.

Сверхзвуковая машина быстро вошла в строй. Были конечно и недостатки, однако они компенсировались стратосферными полетами на сверхзвуковой скорости.

Аэродром содрогался от грохота взлетающих яков.

Зашнурованный от щиколоток до головы в высотный костюм я неестественно важно шел по рулежке.

Железная шапка и тяжелые высотные ботинки затрудняли движение.

Дыхание сдавливала резиновая противоперегрузочная подушка и плотная шнуровка на груди.

Торчащие шланги, ленты и шнурки скрывал комбинезон. В его карманах были пистолет, нож, радиостанция и многое другое. Разговор о предоставлении автобуса как-то раз состоялся в курилке.

Потный и всклокоченный Сушков вышел от Тигра (командира полка). Дрожащими руками комбат закурил сигарету и направился в курилку. От туда несся громкий смех очередного анекдота про генерала, посетившего Эрмитаж и оставившего отзыв «Осмотр произвел. Замечание нет».

В тени лавровых зарослей отдыхали летчики. Впервые за этот день он присел в плотном окружении стоячих задач. Тигр приказал срочно завести песок на детские площадки и наконец, вместо костей привезти в магазин   человеческое   мясо.   Протолкнуть   застрявшие   цистерны   с топливом.   Вчера   из-за   пылесоса-инвалида   самолет   засосал   горсть камней.

Жена сделала последнее предупреждение за платье, которое он пообещал купить ей еще к 8 марта. Сплошным потоком мелькали в голове: сапоги, болты, особо срочная директива. Ничего не слыша, комбат смотрел в небо как на последнюю надежду. Стоячий дыбом чуб, сдвинул его фуражку назад и в бок. Ньютон со своим яблоком мог отдыхать.

Летчики дружно начали рассказывать комбату о солнце, ветре, дожде и инструкции, где положено экипажи развозить на автобусе.

Опустившись на землю и осмотрев окружающих, он как-то философски изрек «Вороне был... положен. А Бог ей крылья дал».

Громкий смех отодвинул все проблемы. Еще издали я увидел Мокроуза.

Мы служили в разных эскадрильях. И вот первый совместный полет.

Переступая шланги, кабеля и лавируя среди машин, Юра принимал самолет.     К     общему     шуму     аэродрома     добавлялось     рычание

топливозаправщика и монотонный гул АПА (электростанции). Хвост самолета окутывали плотные белые облака. Тут шла заправка жидкого кислорода. Машина с азотом отъезжала, уступая место воздушке.

Инженеры и механики как пчелы облепили самолет, готовя его к вылету. Запах, керосина, масла, выхлопных газов заполнял все.

Увидев меня, Юра приветственно махнул рукой и улыбнулся.

Принимая меня за летчика, он решил коротенько проиграть полет. Сначала руками он изобразил куб. Сжал его ладонями и проткнул сверху пальцем.

Сквозь шум проскальзывали обрывки речи типа «В тот момент, когда космические корабли бороздят...».

Улыбаясь, я с интересом смотрел на летчика. Поняв, что для меня это все просто он изобразил арбуз и ладонью его разрезал пополам.

Наклонив голову, я загадочно посмотрел на командира. Однако в знак согласия мотнул головой и показал большой палец.

Недоуменно посмотрев на меня как на замполита, Юра полез в кабину.   Я занял свою верхнюю кабину.

Удобно устроившись в катапульте, я пристегнул парашют лодку и чемодан с колбасой и шоколадом к себе. Затем подсоединил шланги высотного костюма к разъемам самолета. На кислородном приборе включил «Чистый кислород» и впервые за полчаса вздохнул полной грудью.

Расправив на мне все ремни и шланги, лейтенант Сотов вытащил чеку из катапульты и закрыл фонарь. Стало тихо.

Включив все необходимое, я доложил о готовности к запуску.

Откуда - то из нутрии полился тонкий, поющий звук, заполняя все тело самолета. И тут же вздохнув двигатель басом, возвестил о своей работе.

Заработали все системы, приборы и табло. Сотов убрал колодки, и мы порулили к старту.

По сторонам стояли готовящиеся к вылету и только, что зарулившие самолеты.

В кабине было уютно и тепло. Кислородная маска и железная шапка, почти полностью скрывали мое лицо. Сидя в верхней кабине, я рассматривал все родное и знакомое по сторонам. Вдруг я заметил, что мне все отдают честь. Волна гордости захлестнула меня. Наконец - то меня лейтенанта заметили и оценили.

«Они тебя за генерала принимают», сказал, смеясь, Юра.

И тут я вспомнил, что это генеральская спарка 01. Гордость растаяла. Однако я тоже стал отдавать честь и махать руками, как бы давая указания. Люди с недоумением смотрели на проплывающего генерала. Наконец показался мой родной самолет № 10. Рядом суетились механик, техник Коваленко и мой летчик Коля Кузьминский. Нарушая секретную директиву о войлочных тапочках, Николай шел по крылу. Еще вчера генерал грозился наказать любого, кто будет ходить по самолету без тапочек.

Переступая аэродинамический гребень, Коля увидел генеральскую спарку. Стоя боком и чуть согнувшись, он, замер в отдании чести.

Его поднятая нога демонстрировала отсутствие тапочек, а взгляд выражал любовь к партии, народу и лично к товарищу генералу.

Скульптура «Девушка с веслом» могла отдыхать».

Я поприветствовал его и затем, покачав головой, показал кулак.

Позже в курилке Кузьминский жаловался мне. «Ты знаешь, Борис я попался». Если генерал не забудет, то меня накажут». «Нет - успокоил я Николая - он тебя не забудет, потому что это был я».

Самолет вырулил на старт.

Я   «ЛАНГУСТ»   -   «530   взлет   по   готовности»,   прозвучало   в наушниках. Далеко уходящий вперед нос самолета замер строго по осевой линии ВПП.

Прямо передо мной чуть ниже была Кабина Мокроуза. Сначала он посмотрел по сторонам затем вперед и куда-то вниз. «Волнуется, наверно думает «Взлечу, не взлечу» - подумал я. Рев двигателей заглушил весь грохот аэродрома. Затем Юра включил форсаж и отпустил тормоза. Огненный смерч с треском вырвался из двигателей. Самолет с хищно опущенным носом побежал по полосе.

Меня   размазало   по   креслу как цыпленка-табака. Я   почувствовал   себя   голым на пороховой бочке, которую кто-то снизу поджог.

Опираясь на два огненных столба, самолет почти вертикально скрылся в облаках. Стрелка высотомера отсчитывала по 250 метров в секунду. Самый скороподъемный самолет в мире уже через две минуты вышел в стратосферу.

«Я 530 высоту 15 километров занял». Приступаю к выполнению задания», доложил Мокроуз».

Горизонтальный полет позволил быстро перейти на сверхзвуковую скорость. Все приборы замерли, указывая заданный режим полета. И только дальномер быстро накручивал километры. «Лейтенант держите управление. Мы на сверхзвуке», пропел Юра. «Да - удивился я - глядя в окно».

Командир подозрительно замолчал. В детстве я отлично ездил на велосипеде. Поэтому, использую педали и ручку управления я взялся управлять.

Сначала самолет начал заваливаться влево, затем вправо. Все стрелки, шкалы и пузырьки на приборной доске начали разъезжаться. Авиагоризонт начал выгибаться как девушка на первом свидании.

«Как же так - оправдывался командир - ведь я его сбалансировал».

Вдруг яркий свет ударил в глаза. «Значит, мы летим на солнце», подумал я. Это не входило в наши планы, и я дал ручку от себя. Нос самолета поехал, вниз радуя меня своим послушанием. И тут же открылась картина заснеженных Кавказских гор. Прямо по носу стоял Казбек, а чуть слева сверкал величавый двуглавый Эльбрус. Красота гор увлекла меня так, что я, уткнувшись в окно, скромно отказался от управления.

Довольный полетом, я вышел из кабины. «Все хорошо», сказал я технику и сладостно потянулся.

В мокром дымящем от пота комбинезоне ко мне подошел Мокроуз.

«Чему улыбаетесь - как-то строго спросил он - Вот вы еще Лейтенант, а летаете уже как генерал».

На меня как град обрушился методический разбор полета. В целях самосохранения техник зашел за хвост самолета.

Потный, усталый, дрожащими руками Юра снова нарисовал арбуз, куб и еще что-то.

При этом мелькали слова: скольжение срыв, баран, какой-то триммер и что летчики в Гондурасе летают лучше меня.

Вообще то, я не летчик, однако полет мне понравился. Юра замер с видом, будто у него из рук выпал арбуз. «Кто вы такой, как вы сюда попали» - уже как-то с удивлением спросил он.

«Я штурман, а прислал меня Семен в знак уважения и нехватки летчиков».

Командир эскадрильи Семен Михайлович Красников добрейшей души человек всегда всех выручал. Так, я подружился со знаменитым летчиком Мокроуз.

Он воспитал много хороших пилотов. Например, Женя Кассаин мог бы командовать всем воздушным флотом, включая стюардесс.

Ну, а Станислав Денисов запросто здоровался с Маршалами.

Оценив мои летные способности, Мокроуз взял меня к себе в экипаж. Летать с ним было скучно.

В совершенстве, зная штурманское дело, он не давал ни одного шанса на ошибку.

Обмануть его при плохом бомбометании было невозможно.

Выслушав сагу о блуждающем ветре, горном эффекте и о бомбе, которая сразу мне не понравилась Юра, улыбаясь, говорил: «Вот это все расскажешь Тигру».

Череда полетов сменялась рыбалкой и чепком.

Опять же командировки и учения затмевали любой турпоход на ослах и верблюдах.

Даже на отдыхе Юра был все также собран. Его первый непонятный для штурманов тост был: «Чтоб на взлете не водило».

Выпив норму, он запевал свою любимую песню «Как прекрасен этот мир».

Это означало, что выпивки больше нет, и как бы служило сигналом к отходу. Убедившись в актуальности песни, гости расходились.

Моя жизнь стала как прежде даже еще и лучше.