Б.П. Наседкин

Спецзадание

Холодная война кипела как чайник на плите. Американцы летали в нашем небе как у себя дома. Немцы садились на красную площадь.

Советские подводные лодки со стоячими перескопами ходили везде, где была вода. Эти перескопы, наводящие смертельный ужас даже кто-то видел возле статуи свободы.

ПВО (противовоздушная оборона) уничтожала все, что могла. Я служил на Кавказе. Наш сослуживец, Гена Елисеев, защищая город Тбилиси, таранил своим Мигом американский самолет.

С целью сохранения хрупкого мира, многое списывалось на НЛО и лохнесское чудовище. Однако проскальзывающий русский мат, в объяснениях пленных, напрочь отвергал версию инопланетян.

Приятный запах «Курортных» папирос наполнял кабинет Полковника Попова.

Летчик Боганов и я штурман Наседкин получали боевую задачу.

Изображая вражескую цель, мы должны были пролететь над Кавказом. Вроде как поработать подсадной уткой.

«А нас не собьют?» - спросил, улыбаясь, мой летчик.

«Это исключено!.. Если не будет сбоев», успокоил командир.

Я проложил маршрут и сдал карту в секретную часть Людмиле Минко.

Ракетчики и истребители ПВО, с которыми мы жили в одном городке, многое бы дали за эту карту.

Поэтому на чепке, где мы отдыхали, меня сразу зауважали. За кружку пива у меня пытались узнать все о спецзадании. Дату и время вылета я не знал, а маршрут держал в тайне. Прошла неделя ожидания. Наступил день выборов. Погода испортилась. Горная долина, где стоял наш гарнизон, заполнилась свинцовыми тучами.

С утра, празднично одетые, мы шли на голосование. Из клубного динамика лился вальс «На сопках Маньчжурии».

В клубе я увидел Юру Боганова и Витю Архипова. Они что-то серьезно обсуждали.

Я поздоровался с двумя летчиками как со своими старшими товарищами.

Архипов строго осмотрел меня, затем сказал «Третьим будешь?».

Я посмотрел на Юру.

«Расслабься штурман. Выходной, дождь опять же выборы Лени», сказал как-то философски мой командир.

В квартире Боганова было уютно и тепло. Нас встретили две красивые девушки. Хозяйка Ольга и ее подружка Валя Архипова. Две блондинки готовили торжественный обед. С кухни шли запахи жареной картошки, лука и еще чего-то дурманящего.

За мной сразу стали ухаживать две русалки. Я, холостяк, только что покинувший холодную, серую гостиницу, потерял дар речи.

«Штурман расслабься. Будь как дома», сказал Юра и стал показывать свою коллекцию наклеек со спичечных коробков.

Архипов раскрыл альбом с коллекцией бутылочных наклеек Самобытность, и кропотливый труд поразили всех.

Мне даже показалось, что от альбома исходит приятный винный запах.

И тут, вспомнив о своей маленькой коллекции денег, я выпалил: «А я собираю деньги». Все замерли. «Вот, что нужно собирать», сказала Валя, строго посмотрев на мужа и Юру.

Вошедшая соседка Люба прервала беседу. Ее муж был на дежурстве и Ольга пригласила ее в гости.

Голубое, шелковое платье и боевая раскраска вывели из строя всех. Я окаменел, у Вити выпал из рук альбом. Юра даже не шелохнулся, и только вдруг вставший дыбом чуб, выдал его отношение к соседке.

Ее груди торчали как ракеты, готовые к запуску. Взлетающие брови несли ряды стройных ресниц. Ее глаза буквально притягивали к себе. Наши головы перешли на автоматическое сопровождение каждого ее движения. Аромат духов и чего-то не уставного, заполнял комнату.

Мой нос, привыкший к армейским запахам казармы и офицерского общежития запомпожировал.

Особенно будоражило струящееся по ее телу платье. Сшитое по последней гарнизонной моде, оно открывало грудь, руки и все остальное на целый сантиметр больше допустимого. Оригинальный материал был настолько новым, что даже еще ее муж не знал, что остался без подкладки на шинель.

В руках Люба держала баночку уральских груздей. Предвкушаемый вкус грибов вызвал всеобщий восторг. «Ой, а это кто?», промурлыкала Люба, глядя на меня.

Нежно обнимая меня сзади, Ольга представляла меня как новокупленный диван.

Сзади лопатками, я ощущал ее грудь. Спереди на меня обрушился взгляд главного калибра Любы.

Мои глаза опустились, а уши встали как у Шарика на охоте.

Какой-то крупный ученый доказал, что лучше жены может быть только соседка. Поэтому в целях безопасности Любу посадили рядом со мной.

Я чувствовал себя как козел, попавший в огород, где была капуста, морковь и даже помидоры.

Однако предупредительный красный цвет ее ногтей и губ действовал отрезвляюще.

Люба взялась ухаживать за мной. При этом она небрежно касалась меня различными частями тела. Золотые локоны ее волос, щекотали лицо. Мои руки, в которых я держал бутылку шампанского, задрожали. «Борис! А что вы больше любите?», спросила, хлопая пушистыми ресницами Люба.

От сложности вопроса остановились даже бегущих по спине мурашки.

С трудом, удерживая прыгающую бутылку, я как чеку вырвал пробку. Водопад белого, шипящего напитка накрыл все.   Приученный относиться бережно к еде, я молниеносно облизал грудь Любы. Выстрел шампанского  и почти сухая грудь, не дали девушке  ни одного шанса на возмущение. Жалея пролитое вино, Витя сглотнул слюну. Юра начал учить меня, как открывать бутылки. Ольга и Валя залились смехом. В разгар веселья пришел посыльный боец. Меня и Юру вызывали на аэродром.

«Санта Мария» - так мы звали эскадрильский КРАЗ, уже ждала нас на КПП. Шел дождь, протекающий  брезент и тряска, которую нельзя создать даже в лаборатории, действовали отрезвляюще. Рядом со мной пытались сидеть Сухоносов, Марченко и еще несколько офицеров.

На аэродроме мы тут же получили указания. Красный, революционный цвет лица полковника говорил, что он тоже успешно проголосовал. «Все по плану», сказал Попов.

В его голосе и выражении лица проскальзывало что-то задорное, заложенное еще в годы войны.

Под крылом бомбардировщика нас ждал стрелок – радист Паша Агарков.

Рядом с ним лежали наши парашюты. Техники уже расчехлили реактивную машину и заканчивали подготовку к вылету.

Я сел в катапульту, подтянул ремни, надел кислородную маску и начал готовиться к запуску.

«Штурман к запуску готов», «Стрелок – радист к запуску готов» - четко прозвучало в СПУ.

«Запускаю», сказал командир, и самолет в роде как вздохнул.

Набирая обороты, турбина наполняла звуком все тело самолета. Затем двигатели, взревев, заполнили гулом весь аэродром. Самолет задрожал, грохот содрогал кабину. Я подтянул шлемофон и стало относительно тихо.

Под проливным дождем мы рулили к старту. На дежурном пяточке, стоял истребитель-перехватчик СУ - 9. Грозная машина походили на акулу. Как плавники, его треугольные крылья и хвост хищно отходили от фюзеляжа. Летчик в кабине, возможно Любин муж, явно суетился. Лобовое стекло заливал дождь, однако взлет прошел хорошо. Набирая высоту, мы получили шифровку о новом задании.

Вместо полета над горами, теперь маршрут проходил над нейтральными водами до берега противника. Затем развернувшись, шел на СССР.

«530 Вам Кавказ» поступила новая команда. Это означало: перейти в режим радиомолчания и выключить код «Я свой». С этой минуты наш бомбардировщик стал вражеской целью.

И тут же мы услышали «020 запуск». Это была команда для нашего перехватчика.

На высоте 3000 метров облачность буквально проглотила самолет. Сначала она была синяя, затем стала чернеть и наступила ночь. Все приборы, указатели и кнопки, покрытые фосфором засветились. Я включил ультрафиолетовое освещение и начал прокладывать новый маршрут. Вдруг самолет начало потряхивать.

По кабине поползли светящиеся змейки. Их количество увеличилось до того, что уже самолет лизали языки бледно-фиолетового пламени. Впервые, увидев такое, я заволновался. Паша и Юра, давно летавшие вместе, успокоили меня: «Штурман. Сейчас пробьем облачность, и все пройдет».

Вражеская цель изменила все. Дежурные силы ракетчиков перешли на сопровождение.

Наш СУ-9 уже заполнил аэродром грохотом своего двигателя. Легко вырулив на полосу, летчик доложил «020 к взлету готов»,

«020 взлет разрешаю», - ответил командный пункт.

Грохот двигателя перешел на самый высокий визжащий тон. Затем летчик включил форсаж. Раздался треск, от которого зазвенели стекла КДП.

После короткой пробежки огненный столб форсажа почти вертикально поднял самолет в небо.

«Паша повнимательней. Сейчас к нам сзади подойдет СУ-9» - сказал Боганов. Наконец наш  ИЛ 28 вышел за облака. Солнце слепило глаза. Его свет шел сверху, снизу от облаков и от окружающих нас снежных вершин гор.

Вдруг мы услышали: «Я 020 встал двигатель. Катапультируюсь».

Наш преследователь удачно приземлился на парашюте возле городка, где мы только, что ели жареную картошку с солеными грибами.

Набрав высоту 10 километров, мы легли на курс в нейтральные воды.

Обжигающее солнце заливало кабину. За бортом было минус 50 градусов.

В кабине было на 40 градусов жарче, и она походила на морозильную камеру. Там, где куры, колбаса и пельмени превращаются в камень, Паша, Юра и я спокойно работали. Снежный куржак покрывал всю металлическую обшивку.

За самолетом тянулся белый инверсионный след. Это облегчало истребителям нас найти и атаковать. Они крутились вокруг нас как пчелиный рой.

Ракетчики так и не получив разрешения на уничтожение цели, с сожалением передавали нас очередной базе.

Мы пересекли береговую черту все дальше, удаляясь от Родины.

Далеко под нами синело море. МИГ – 21 и СУ-9 заходили на нас в атаку, и отработав, уходили домой.

Их работу сильно усложняла наша маленькая скорость.

Чтобы сделать фотоконтроль атаки, они гасили скорость до минимальной.

Наш стрелок – радист  не успевал отбивать атаки. Его фотопулемет синхронно со стволами пушек переходил от одной цели к другой.

«Приближается МИГ-21». Отбиваю атаку» - доложил Паша.

Истребитель гасил скорость как мог.

Выпустив тормозные щитки, истребитель быстро приближался. Паша уже видел лицо летчика, который в упор расстреливал из фотопулемета наш бомбардировщик.

Неожиданно перехватчик попал в спутную струю нашего самолета.

Машина  закачалась и перейдя в штопор начала падать.

Мы уже час как находились в воздухе. Атаки ослабели, показался берег противника.

«Разворот. Ложимся на обратный курс» - доложил я командиру.

Медленно по дуге мы шли вдоль вражеского берега. Такой маневр напоминал: «подергивание живца возле пасти щуки».

Вражеская система ПВО уже стояла на ушах.

Домашний курс поднял настроение и позволил расслабиться.

Однако тут же стрелок доложил «Атакует пара истребителей». Привычным движением Паша обвел стволами самолет ведущего и в упор расстрелял его из фотопулемета.

Затем, он тоже самое, сделал с его ведомым. И только тут он обратил внимание  на горбатую форму и опознавательный знак самолета.

«Командир, а мы, что подряжались работать и для американцев» - спросил Паша.

Наши красные звезды на крыльях представляли самую могущественную страну в мире.

И опять же две пушки в режиме сопровождения подействовали отрезвляюще. Американцев сдуло как ветром.

Теперь они подошли справа.

Американец, как бы оправдываясь, махал рукой. Юра тоже небрежно махнул рукой как бы говоря: «Вот это правильно». Вторая пара, оставляя белый след, приближалась слева.

«Стоят как «Шарик» у ноги» - сказал командир – «Хотят в почетном эскорте проводить домой».

«Нет» - сказал мне внутренний голос – это они берут нас в клещи».

Четыре фридом-файтера и наш ИЛ-28 приближались к границе СССР. Эффект операции превзошел все ожидания.

На экранах локаторов четко отбилась групповая вражеская цель из пяти единиц.

«А говорили, порожняком пойдет» - ворчали операторы. Целую неделю, силы ПВО готовились к нашему тайному спецзаданию. И вот наконец пружина распрямилась.

Обгоняя друг друга, на нас накинулись сразу несколько мигарей и сухих.

За фотоснимок с целью в перекрестии можно было получить электробритву, а то и часы с кукушкой.

Американцы в ужасе шарахнули в сторону. «С этими русскими лучше не связываться» - подумал командир группы.

«Если они с такой яростью набросились на своего, то что они сделали бы с нами» - подумали остальные.

Зарулив на стоянку мы усталые, но довольные снимали парашюты.

Мокрые от пота комбинезоны дымились.

Бледные лица, скомканные шлемофоном, за два часа приобрели форму кислородной маски. Руки и ноги почти незаметно дрожали.

Мой зад болел так, что будто я не пролетел эту тысячу километров, а проехал на Кразе.

Даже самолет, насквозь промерзший до минус пятидесяти градусов сейчас охал, ахал и потрескивал, приходя в себя.

Нас пригласили в УАЗИК, чтобы отвезти в штаб. Меня залила волна гордости. Теперь нас будут возить на легковой машине. В особом отделе нас долго пытали: «Где мы взяли четырех американцев и какой у нас был с ними контакт».

Объяснения типа «Не виноватая я. Он сам пришел». КГБ не устраивало.

Тем временем дождь закончился.

Облачность приподнялась, и открылся прекрасный вид на окружающие нас горы. Как у Высоцкого «Лучше гор могут быть только горы». Родной Краз вез нас в столовую, на обед. Его железные лавочки, после КГБешного уазика, казались не такими и жесткими.

Улыбаясь в темноте фургона, под нежную тряску, я вспоминал американцев и неистовую карусель наших истребителей.

Так прошла первая половина дня.