Б.П. Наседкин

ТИГР

Сверкающий на солнце бомбардировщик стоял на заводской площадке. Серебристый с красными звездами еще пахнущий лаком самолет, нужно было перегнать в полк.

Я и Гена принимали новую машину. 30 минутный облет дал ряд сомнений. Подарок к празднику, собранный быстрыми темпами, самолет был сыроват.

Черные от копоти сопла двигателей еще потрескивали, остывая. Летательный аппарат со сверхзвуковой геометрией готовился к вылету. Его крылья уходили куда-то назади в низ. Острый нос выходил далеко вперед.

Забравшись на гаргрот я проверял заправку топлива. Открывая крышку, я ощутил легкую дрожь могучей машины. Керосин плескался аж под самой крышкой. Сверху было видно, как идет заправка жидким кислородом. Густое белое облако растекалось по бетону. Утопая в белых клубах кислорода Гена, контролировал заправку.

Обогнув двигатель, я уперся в Леху. Летчик – испытатель, завода, стоял  надомной как гора. Новенькие кожаные брюки и куртка не давали никаких шансов на возражения. Железная шапка, самая большая в ВВС сидели на нем как фуражка, на прочь, отбивая всю серьезность приемки самолета. Терпение Лехи кончилось. С добродушной улыбкой он обнял меня рукой и сказал: «Штурман, ну чего ты его щупаешь как девку, подписывай приемку и лети домой».

Я как и Гена сдался. Так впервые я познакомился с испытателями.

Леша несколько дней учил летать новую машину. С утра в небе стоял грохот на всех мыслимых нотах. Самолет, увеличиваясь в размерах, почти не слышно падал вниз. Затем, раскалывая воздух, с треском уходил вверх, превращаясь в точку.

Вторая половина дня была самой сложной. Необходимо было по минутам расписать весь полет. И Леша брал ручку и писал. Могучая энергия и обаяние Леши обволакивали новую машину, и она оживала. Теперь он был уверен за ее дальнейшую судьбу.

Я сел в кабину и начал готовиться к вылету. Подошло человек десять заводчан. Они всматривались и вслушивались в работу агрегатов. В стороне как-то беззаботно, подняв руку, стоял Леха. Его улыбка и сдвинутая на одно ухо железная шапка давали добро на вылет. Было непонятно, с кем он больше прощается с нами или уже с родным ему самолетом.

Ближе всех к самолету стояла красивая девушка.

Я скромный от природы человек начал всем махать руками и девушке предложил прокатиться. Она как-то непонятно махнула рукой  и строго посмотрела на меня.

Не первый раз перегонявший самолет Гена сказал: Это самый страшный врач в радиусе 100 км. Ее боятся даже испытатели, чтобы её пройти нужно целый месяц пить только кефир. Она может отстранить от полета по одному выражению лица, а ты руками машешь».

Выруливая, я осторожно посмотрел на девушку, и мне показалось, что она улыбнулась. Самолет, опираясь на огненные столбы форсажа почти вертикально ушел в облака Стратосферный полет на домашнем курсе вызвал улыбку.

«Хорошо» – подумал я. Мы летим домой. Рабочие получат премию. А Леха вечером с друзьями, отмечая сдачу самолета, будет пить пиво.

Через 30 минут отказало все из не нужного. Затем я заметил повышенный расход топлива. Безотказное солнце вдруг поехало по горизонту. Я понял «отказала курсовая система».

Очень радовал новый прозрачный фонарь. Через него было видно все кроме земли.

Чтобы восстановить ориентировку Гена ложил самолет на спину, и я отчетливо видел землю. Двигаясь, то на спине, то на брюхе мы долетели до Кавказа. Белоснежные шапки Эльбруса выплывали из-за горизонта.

Положив нос самолета на Эльбрус, мы, с Геной добродушно смеясь, вспомнили Леху. Снижаясь, я заметил на снежном склоне цепочку альпинистов. Они приветливо махали нам палками. Позже в курилке мне объяснили, что это было не приветствие.

Оказывается в горах даже чихать громко нельзя, а мы как паровоз прошли вниз к себе на аэродром.

Еще сверху я заметил черный дым кочегарки. Это означало: наличие кочегара, мазута, электричества, воды и что Вася начальник высотного дома готовит баню.

Мы зарулили на стоянку и радостные, усталые, потные пошли в высотный домик.

Западные разведки так и не узнали почему в России высотные дома 2х –этажные. Наш высотный домик типового проекта был тоже 2х-этажным.

На 1 этаже летчики готовились к полетам. Изучали задание, прокладывали маршруты на картах и многое другое.

2 этаж вмещал высотное оборудование: костюмы для полетов в стратосфере, душ и комнату медицинского контроля. У входа к врачу висела таблица «Привес летного состава». Это сразу настораживало и говорило о глубоком и серьезном отношении доктора к своей работе. «Все зависит от кривой веса», говорил Юра, наш полковой врач.

Его теория сильно страдала, после праздников тогда даже при стабильном весе пройти Юру было не легко.

Рядом с высотным домиком располагалась ЦЗ (централизованная заправка) самолетов. Во время полетов тут стоял такой грохот, что здание содрогалось, а треск форсажа, не задерживаясь, проходил через его стены.

Усталые, закопченные бомбардировщики заруливали на ЦЗ. Последний раз, взревев, двигатели, меняя тональность, замирали, самолет, потрескивая всеми мышцами, приходил в себя. Начиналась подготовка к очередному вылету. Засосав керосин, бомбардировщик тут же изрыгая огонь, пробовал его на вкус. Прогнувшись от топлива, бомб и ракет он медленно выруливал на очередное задание.

Начальником высотного домика был капитан Вася Кирилов. У него в подчинении были два бойца. Сейчас они подписывали фамилии на шкафах. Главную роботу делал Вася. Он спиртом протирал кислородные маски летчиков. Аккуратная работа не давала никаких шансов унюхать спирт. Однако в курилке рассказывали, что якобы остатками спирта Вася мыл окна.

На шкафу № 1, где свежей краской, было написано «Полковник Кропачев», кто-то карандашом подписал «Тигр».

Вася  оправдывался молча. Беседа дала понять, насколько он опасен для общества и для всей страны. Его смелость резко померкла. Хотя он в одиночку ходил на зайца и других зверей.

Меня он научил не бояться медведей. «Если к тебе Борис подойдет сзади медведь» - учил Вася – «Ты сделай вид, что его не замечаешь». Летчики в курилке замерли. Вася продолжал «Медведь подойдет, посмотрит, что ты готовишь на костре, обнюхает тебя и уйдет». У меня дыбом встал чуб. Летчики тоже, желающие не бояться медведя, в мыслях готовились проверить этот способ.

Надпись на шкафу убрали, однако при слове «Тигр» вздрагивали так же как в Уссурийской тайге. Сибиряк высокого роста, плотный в военной форме, полковник Кропачев был незыблем как скала. Когда он входил, вставали даже генералы.

От него исходила такая энергия, что вокруг образовывался вакуум. Кто попадал в эту зону, был немедленно проглочен.

В семье он был надежным мужем,  и нежным отцом. Летчик первого класса, он выполнял самые сложные задания.

Как-то ночью, возвращаясь с полетов, он заметил в свете фар человека. «Подвезем», сказал он водителю.

Зеленый свет от приборов осветил попутчика. Это был лейтенант из соседней части. «Не боитесь ночью по трассе ходить?», спросил полковник. «А кого тут боятся кроме Тигра полковника», ответил попутчик. «Так я тот полковник и есть», сказал Тигр. Водитель притормозил на повороте. Лейтенант, выскочив на ходу, растворился в темноте.

Моя первая встреча с Кропачевым состоялась на тропе. Слева была лужа, справа колючий лимонник. Тигра я увидел поздно. «Лейтенант, ко мне», раздался властный голос. В тени платана стоял он. Полковник задавал мне вопросы и, экономя время, отвечал на них сам. Оказывается, у меня было около 10 нарушений формы одежды не считая положения рук, ног и головы.

Меня мог спасти случайный прохожий, но оживленная тропа словно вымерла. Птицы куда – то улетели, а листья платана начали скручиваться. Я понял, что из-за меня ухудшились отношения с Гондурасом и, что жить мне осталось 30 минут. Это время, которое мне дал Тигр на устранение недостатков.

Наш гарнизон располагался в долине между гор.  Даже летом их вершины были покрыты снегом. Такой вызов солнцу приводил к аномальному явлению.

Фионный ветер, неделями дул, достигая 200 км/ч. Затем затихал и начинал дуть в обратную сторону.

Нагулявшись, погода замирала, и шел мелкий дождь. Через неделю уже все хотели, чтобы дул ветер.

В таких местах люди не живут.

Даже ученые, изучив и назвав их аномальными зонами, быстро уезжают.

И только военные получают неограниченные права на эти земли.

Аэродром и жилой городок стояли тут, как будто вечно.

Взрослые пытались привыкнуть к погоде, но, так и не привыкнув, попадали к новому месту службы. Где было так же или хуже.

Зато дети выросшие в таких условиях были необычные. Они и понятия не имели, что есть места, где ветер не срывает одежду, а игрушки не плавятся на солнце.

Дети военнослужащих сразу выделяются среди остальных.

Веселые, открытые, всегда готовые прийти на помощь. Они постоянно сравнивают прошлое с настоящим.

Проснувшись, я увидел усатого грузина – проводника. «Вставай», приехал, Копитнари», сказал он и, уходя, добавил «поезд стоит один минут». Темнота ночи окутывала стоящий поезд.

Я оделся и вышел в тамбур. Вагон, скрипнув медленного поехал. Я шагнул в темноту на перрон. Вместо перрона был небольшой откос, так как я перевернулся только один раз. Красный огонь хвостового вагона уходил в темноту.

Найдя фуражку и чемодан, я понял: «Не зря нас учили 4 года, вставать за 15 сек». Единственный фонарь привел меня к железнодорожному домику.

Парадная шинель, белый шелковый шарф и чуть помятая фуражка удивили дежурного по станции. Это был его первый пассажир за этот год. «Где тут город», спросил я. Опущенные усы, повисли. «Какой такой город?» «Копитнари» уже с сомнением сказал я. «Здесь дорогой здесь» уже улыбаясь, сказал хозяин станции, и показал рукой. На горизонте виднелись 5 – 6 огней. «Какой-то маленький миллион», подумал я о городе.

Военный городок насчитывал домов 20, клуб, столовая, магазин, почему-то с номером 18.

Самолеты трясли городок днем и ночью. Грохот турбин был неотъемлемым ритмом жизни.

Гостиница «Фюзеляж», как мы ее называли, была построена по типу крепости. Стены были выложены из огромных серых камней.

При сильном ветре окна гудели, а песок сильно бил по стеклам. Крыша трещала и пела, словно фюзеляж самолета в полете. Летчики и техники жили на втором этаже.

На первом этаже жили солдатки. Гордость любого гарнизона. Радисты, планщетисты Шифровальщицы и многое другое выполняли представительницы прекрасного пола.

Ножницы, иголка, утюг и малое нарушение устава, делали повседневную форму неотразимой. Парадная форма превращала их в ангелов.

Любая королева красоты может отдыхать, когда по улице идет девушка в военной форме. Мы, лейтенанты, столбенели и, нарушая устав, первыми отдавали честь. Там, где они находились, работа шла лучше, а дисциплина была выше.

Мы с Геной снимали отдельный номер на 5 коек. Щели между камнями были замазаны и стены побелены. Зимой было холодно, а летом жарко. Из всей цивилизации у нас было только зеркало.